Faķīrs

Viņa pulkās _Vēstules no Londonas_, ko publicēja _Rīgas Laiks_, ir esejistikas žanra pērles.Vispār jau man bija radies muļķīgs priekštats, ka Pjatigorskis pieder to domātspējīgo dīvaiņu sugai, kuri... nekad nemirst. Nekur nepazūd. Viņi, nu, kaut kā tā vienkārši ir – kā atskaites sistēma, ka «cilvēks domājošais» ir galvenā dabas vērtība mūsu izplatījumā. Tagad, kad fakts «sirdstrieka» kārtējo reizi apliecinājis, ka nemirstības fenomens ir jābūtības, vēlamās izteiksmes prioritāte, es kaut kā nespēju vēl samierināties ar domu, ka šī konkrētā cilvēka vairs nav. Vēl jāpadomā, ko šī nāve nozīmē.Bet, kamēr domāšu visu labu, te būs divas atsauces uz AP.Pirmajā – mikroskopisks skats uz AP «fizisko čaulu» – nu, patiešām jocīgs cilvēks, kurš intervētāju atļaujas uzrunāt ar «dorogoj...». http://www.newstube.ru/media/aleksandr-pyatigorskij-poslednee-interv%27yu (tikai nesatraucieties, ka vispirms dažas sekundes nāksies skatīties stulbu reklāmu ar futbolistu Aršavinu)Otrs ir teksts krievu valodā, kas pieder patlaban labākajam krievu arhitektūras kritiķim Georgijam Revzinam, kurš laipni piekrita iespējai to ievietot šeit. Tas ir ļoti personīgs pastāsts – veltījums AP.Saucas **FAĶĪRS.** У него есть книжка «Философия одного переулка». Переулок 2-й Обыденский, это на Остоженке, описывает он свою (но не вполне) жизнь в этом месте в некое довоенное время. Если верить описанию, там можно было, играя в классики, случайно перескочить через дом, к храму Христа Спасителя. Там было полно масонов, частично они были членами коммунистического правительства, частично западными дипломатами. Они вывозят героя в Лондон, с Обыденского туда прямой путь. Сейчас Обыденский стал больше похож на Лондон, многие его жители живут на два дома, одна квартира там, другая на Ист-Энде. Но когда он жил там, этого никак нельзя было предположить. Действительность под него подстроилась, став при этом, согласитесь, несколько диковинной.Из его писаний (а больше разговоров) было понятно, что мир вокруг, как и то, что ты про мир думаешь, как и то, что думают другие,— это невероятная чушь, наполненная комично малодостойными подобиями смыслов.Смысл рождался из того, что он говорил, и прямо пока говорил, тогда и рождался. Причем он порождал смыслы бытия не в высшем пространстве, а как-то сбоку, из неожиданного ракурса. Не так, что был высший смысл Обыденского переулка и жизни в нем, и смысл этот проистекал из храма Христа, и был он искажен коммунистами. Нет, до подобных трюизмов он не опускался. Вот именно что это все чушь, а на самом-то деле этот переулок — про свободу перемещений между здесь и Лондоном, и если ты как-то движешься — ну хоть в классики играешь,— дело это тебя не минует.Как философ, он занимался проблемой невозможной — феноменологией сознания. Основа феноменологии по Гуссерлю — феноменологическая редукция, это такая философская процедура, когда, рассматривая феномен, мы очищаем его от всех смысловых оболочек, которыми окутало его наше сознание. То есть для понимания феноменологии сознания необходимо очистить сознание от сознания и посмотреть на него в этом очищенном виде. Ну и откуда, скажите на милость, глядеть и куда?Естественно, его философствование иногда производит впечатление, что он смотрит не совсем понятно на что и не вполне понятно откуда, но, пока текут слова, открываются какие-то миры и возможности. Его интересовали по-, а лучше сказать за-граничные состояния сознания, когда оно выходит из себя. Про него пишут в энциклопедиях, что он вместе с Юрием Лотманом — основателем Тартуской семиотической школы, и это правда, но внутри семиотики он занимал специфическую позицию (вроде сбоку глядел). Во втором номере «Трудов по знаковым системам» опубликована его статья, посвященная «предварительному исследованию одного речевого феномена». Феномен такой — пятеро семиотиков в 1965 году достали магнитофон и мескалин, одно включили, другое приняли, после чего изучили изменения своей речи под воздействием наркотика. Там много интересного — изменение масштаба времени, увеличение поля логик и вероятностей, одновременное развитие нескольких речевых сюжетов у одного говорящего — словом, расширение сознания по всем направлениям, а точнее сказать, разбегание его от себя самого со всех ног.В детстве я жил с ним в одном доме, наши родители очень дружили. Тогда он был индологом, учеником Рериха, квартира его была наполнена скульптурами Будды, странными рукописями, трубками, какими-то благовониями — мне он казался факиром, тем более что с видимым удовольствием корчил страшные рожи и пускал дым из ноздрей. В 1974 году он уезжал в Лондон, это были большие проводы в эмиграцию, и в застолье мне кто-то случайно вместо стакана воды сунул стакан водки. Мне было десять лет, и я помню глюк, как я лежу на траве, все вокруг вертится, а он завис надо мной и повторяет: «Старик, запомни, я качал тебя на руках».Когда в детстве тебя качают на руках, ты полагаешь само собой разумеющимся, что мир вокруг весьма нестабилен, а ты представляешь собой более или менее устойчивое место, причем в "более или менее" заключена особая приятность покачивания. Мы случайно встретились через 30 лет, он картинно простер руки и воскликнул: «Старик, я качал тебя на руках!» А больше вообще ничего не сказал, как будто продолжения и не требуется. Это был факир и мудрец, который показывал и учил, что мир лишен смысла, а некий неопределенный смысл возникает только из жизни твоего даже не сознания, а мыслящего тела, которое с интересом наблюдает за собственным сознанием со стороны. Мне кажется, когда обнаруживаешь, что мир вокруг перешел границу абсурда (а ведь это часто бывает), этот философский опыт неоценим. Жалко только, что, когда факир показывает фокус, он длится от и до, а дальше ничего нет.